Годы 1598 – 1604. Подарки Годунова

Скрывается в пелене времени XVI век. Несколькими мирными десятилетиями он подарил Новгороду надежду на возрождение, оставив нам на память замечательные архитектурные творения, первые печатные книги, одухотворённые иконы. Но грянул 1570-й год, и разящая рука московской опричнины вновь поставила на колени древнюю северную столицу Руси, истребив в городе всё лучшее и всех лучших. К началу 1580-х годов тяглое, то есть способное платить налоги, население города по разным причинам сократилось почти на 90 процентов. Тем не менее, Новгород не думал сдаваться. В тиши опустевших улиц и ветшающих храмов продолжала теплиться жизнь – где-то жарким кузнечным огнём, а где-то церковной лампадкой. Сюда потянулись переселенцы из дальних новгородских «пригородов» и «заполий» – Валдая, Тихвина, Боровичей. На запустевших дворах расцвели вишнёвые и яблоневые сады, а торговля фруктами и овощами стала самым доходным делом. «А которые новгородские посадские люди учнут яблоки продавати из новгородских садов и с тех яблок у новгородцев померные пошлины не имати», – сообщает нам одна из царских грамот конца XVI столетия. Новая московская власть в лице царя Бориса Годунова, словно одумавшись, взялась возрождать в городе древние традиции церковной жизни и торговые связи с заморскими соседями…

ИЗ ТЕНИ В СВЕТ

В январе 1598 года в Москве умер последний Рюрикович – царь Фёдор Иоаннович. Оставив страну без завещания и без наследника, кроткий монарх поставил в труднейшее положение своих придворных – Шуйских, Романовых, Годуновых. Видимо, от досады они и похоронили Фёдора совсем уж просто, обрядив в скромный мирской кафтан и перепоясав обычным ремнём. В нарушение древнего обычая, заведённого Иваном Калитой ещё в XIV веке, царь даже не принял монашеского пострига перед смертью.
Чтобы трон долго не пустовал, было решено избрать царя на Земском соборе. Умело инсценировав «единение церкви и народа», в феврале 1598 года престол сумел занять Борис Годунов – шурин бывшего царя. Праздновали избрание нового государя в Москве целых 12 дней. А когда пришло время венчаться на царство, Годунов, в нарушение всех традиций, закричал, сидя на троне: «Бог тому свидетель, не будет отныне в моём царстве нищих и бедных!»
Благотворительная деятельность царя Бориса и вправду скоро проявилась и в столице, и на окраинах государства. Благоволил Годунов и к Новгороду, который был для его семьи важнейшей опорой в восхождении на царское место. По указу царя с 1598 года новгородцам разрешили «ездити в литовские и немецкие города и промыслы своими промышляти безо всякого задержания, во всем поволю, опричь заповедных товаров». Собственный двор на Рогатице Борис Годунов пожаловал «любским», то есть любекским, ганзейским купцам – старинным торговым партнёрам Новгорода.
Многие церкви и монастыри получили земельные пожалования и богатые вклады от Годунова. Занимавшие в те годы кафедру новгородского митрополита владыки Александр (1577 – 1591 гг.) и Варлаам (1592 – 1601 гг.) и сами изо всех сил старались пополнить отощавшую Софийскую казну, оживить захиревшее церковное хозяйство.
Одним из самых роскошных подарков Годунова стало большое паникадило, или, по-современному, люстра, украсившая интерьер Софийского собора. Этот многоярусный светильник был изготовлен в немецком городе Нюрнберге и украшен литыми фигурами апостолов. В 1600 году он был повешен в предалтарной части собора и стал подлинным украшением древнейшего храма России. Паникадило было утрачено в годы Великой Отечественной войны. Лишь благодаря настойчивости и мастерству реставратора Н. А. Чернышёва Годуновское паникадило удалось восстановить и в 1970-е годы вернуть на прежнее место.
К другим благодеяниям Бориса Годунова и его вдовствующей сестры Ирины историки относят появление многоярусного иконостаса в Николо-Дворищенском соборе, роскошный золотой крест с тончайшей сканью, подаренный Софийскому собору, надгробный покров Варлаама Хутынского и многое другое. Но во всём этом, как подметила искусствовед Элиса Гордиенко, присутствует «печать нарочитого академизма», в некотором смысле, тупиковое совершенствование древних эталонов церковной утвари.
В самом начале XVII века Новгороду было суждено стать одним из пунктов на маршруте датского свадебного посольства. Для укрепления своей власти и династических связей Годунов решил выдать дочь Ксению замуж за датского принца Ханса, родного брата короля Христиана IV. Большое посольство с 23 по 31 августа 1602 года гостило в Новгороде, где датские гости и поохотились, и на экскурсии походили. В особенный восторг жених пришёл от охоты на уток. К сожалению, планам Годунова не суждено было сбыться: в октябре того же года принц неожиданно скончался. Годуновско-датский альянс не состоялся.
Тем временем в стране нарастал кризис, вызванный как голодом и крестьянскими восстаниями, так и недовольством правлением Годунова. С 1604 года Россия окончательно вступает в Смуту: в Польше объявляется якобы спасшийся от смерти сын Ивана Грозного, царевич Дмитрий. Укрывшийся под этим именем московский монах Гришка Отрепьев становится выгодной фигурой для западных соседей Руси, в первую очередь Польши. В конце октября того же года двадцатитысячное польское войско во главе с Лжедмитрием переправилось через Днепр и двинулось на Москву. Там его уже ждали с надеждой и воодушевлением. Дни Годунова были сочтены.

ИМЕНИТЫЙ НОВГОРОДЕЦ

Среди тех, кто вложил своё сердце и душу в сохранение и возрождение новгородских памятников в послевоенные годы, одно из первых мест принадлежит Николаю Александровичу Чернышёву. Именно ему мы обязаны возвращением к жизни монумента «Тысячелетие России» и Годуновского паникадила Софийского собора.
Чернышёв – уроженец Петербурга, выходец из именитой дворянской семьи. Его отец был врачом на знаменитом «Петропавловске» – корабле вице-адмирала Макарова, возглавлявшем русскую эскадру в Порт-Артуре. На долю Николая Александровича выпали все те нелёгкие испытания, которые пережила российская интеллигенция в советское время. Успев закончить в 1927 году Ленинградский художественно-промышленный техникум, он поступил на исторический факультет университета, но был вынужден из-за дворянского происхождения уйти оттуда со второго курса.
В 1934 году Чернышёв по доносу был сослан на поселение в Сибирь. Учительствовал в сельской школе, а затем всё же сумел поступить на работу в Томский краеведческий музей. В 1944 году, когда в освобождённых от немцев русских городах возникла потребность в знающих и умелых людях, он оказался в Новгороде. После работ по восстановлению памятника «Тысячелетие России» Чернышев почти шесть лет возглавлял областную инспекцию по охране памятников истории и культуры, а затем с 1956 по 1959 год заведовал художественным отделом Новгородского музея. Но «проклятая анкета» и слишком смелые лекции для музейных посетителей не давали покоя начальству, и Николая Александровича «ушли из музея». Дорабатывал до пенсии он в производственном отделе строительного треста № 43.
Уже выйдя на пенсию, Николай Александрович сделал свой главный подарок Новгороду. В небольшой мастерской с помощью нескольких близких людей он возродил, казалось, утраченное навсегда Софийское паникадило. От годуновского подарка к этому времени оставалось лишь несколько обломков, умещавшихся в рюкзаке. Но мастерство и настойчивость Николая Александровича сделали своё дело, и уже в 1971 году большое, на 48 свечей, паникадило Софийского собора засияло вновь. А затем он вернул к жизни еще пять меньших паникадил. Его же руками возвращена на Магдебургские ворота утраченная фигурка кентавра.
Похоронен художник-реставратор, археолог, знаток новгородской древности Н. А. Чернышев на Рождественском кладбище рядом с супругой. Его могила, так же, как ещё 13 захоронений, имеющих для Новгорода историческую ценность, была поставлена на учет решением городской Думы в июне 1997 года. Может быть, мы когда-то дождёмся, что и улицы Новгорода будут называть в честь таких людей, как Николай Александрович.

«И ДВОРЫ Б, И ХОРОМЫ БЫЛИ ЧИСТЫ»

1602 г. – «По государеву цареву и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии указу велено было про датцкого королевича изготовите Юрьев двор Иголкина, и подле того двора иных дворов до двадцати, и до тридцати и больши… И Третьяку и Василью по той росписи дворов досмотрети, и велети тех дворов дворником на тех дворах хоромы все очистити, и дворы б, и хоромы были чисты, и дворником в тех дворех велети б жити до тех мест доколе датцкой королевич в Новгород будет…»
(Черновик отписки приставов при датском королевиче Гансе Третьяка Савина да Василия Базина о дворах, отведенных в Новгороде под постой королевича и его свиты.)
«Этот город ничем особенно не укреплён, окружён болотистым рвом, старинным валом и раскатом, который почти упал и обвалился. Снаружи он имеет несколько миль в окружности, прекрасную и плодородную почву, ровные поля и много красивых монастырей и местечек…. Благодаря озеру и рекам, в городе превосходное рыболовство и птицеловство, прекрасные большие луга и поля, так что почти ни один русский город не имеет местоположения лучше и приятнее во всех отношениях».
(Известие о путешествии в Россию и Москву герцога Ганса младшего Датского.)