Дуэт художника и света
В палитре этого художника самые божественные краски – чистый свет, который расцвечивает строгие лабиринты японского острова в спектакле «97 с половиной шагов по дороге, которая летит над спиной спящего в океане дракона», острыми кинжальными столбами разрезает пространство сцены в пушкинской «Метели», изолируя героев друг от друга. Или же создает иллюзию теплого домашнего пространства комнаты в спектакле «Соглядатай». И только правильный свет выхватит из глубокой темноты актерское лицо в момент самого откровенного монолога, чтобы зритель увидел весь спектр эмоции.
Художник по свету в театре – это не просто «вкл.и выкл.» неких тумблеров на пульте, но один из творцов будущего спектакля.
Художник по свету Лариса Дедух создает световое волшебство в Новгородском театре «Малый» почти пятнадцать лет, хотя ее «общетеатральный» стаж – с 1974 года, когда еще приходилось работать на регуляторе РТМ – «регулятор театральный механический». Это огромные колеса и рычаги, которые надо было крутить и руками, и ногами, их не сравнить с современными компьютерными пультами, записывающими все световые программы на флешку.
Но мало кто знает, что световое оформление спектакля сочиняется как роль и осуществляется как общий художественный замысел постановки в тесном контакте с режиссером – мало направить несколько прожекторов в точку, откуда выйдет леди Макбет, надо, чтобы через театральный свет можно было почувствовать и чертовщинку происходящего, и ангельские выси, в которые уходит поэт Рильке.
Когда начинаем разговаривать о такой редкой профессии, как художник по свету, Лариса Дедух все равно говорит, что «техника и женщина – две вещи несовместные. Я электричества боюсь как огня, и я совершенно не техник по природе».
– Правда, что художник по свету – уникальная профессия?
– Она всегда была редкая, художников по свету очень мало где обучают: в Москве, кажется, еще остались курсы. Но чаще всего это приобретенная профессия, взращенная в недрах театра, ей нельзя научить – ведь художник по свету это фактически сочинительство. Например, театральный и концертный свет совершенно разные: в силу опыта или необходимости они отличаются драматургией, художнику по свету приходится идти по драматургической канве, а в концертном свете надо эффектно представить номер.
– Как строится процесс «сочинения света»?
– С первого дня, как режиссер выходит на площадку, и когда он хочет, чтобы я присутствовала на репетиции. Мне кажется, важно найти общий язык (у нас это получается с режиссером Надеждой Алексеевой). Начальный процесс – мне надо увидеть, как работают актеры, идут репетиции, когда это уже не просто читка пьесы, а практически мизансцены. Потом идут прогоны, обсуждение с режиссером. Иногда даже снится работа, когда долго спектакль не получается. Никто не знает, что я маюсь, засыпаю с этой мыслью, прихожу на работу и показываю режиссеру маленькую деталь, и если мне говорят – хорошо, попробуем в этом направлении, у меня открываются «ворота», я начинаю фантазировать и работать дальше. Так было со спектаклем «Спам», который я очень люблю. Самая главная задача – не мешать режиссеру. И актерам, хотя иногда хочется сказать им «встань в свет». Бывает, сидишь в зале, свет на сцене, все красиво, а выходит артист – и как будто темно. Закон сцены, даже актер здесь объект сценического пространства и иногда он мешает.
– Есть сложные спектакли, с которыми приходилось «помучиться»?
– Мне было очень интересно работать в новгородском театре драмы с режиссером Анатолием Кошелевым, когда создавали спектакли «Мария Стюарт», «Бумбараш», «Конармия», надо было привносить интересные эффекты, создавать атмосферу. Сейчас мне нравится в театре «Малый» сложные творческие задачи решать. Самый сложный свет создавался для спектакля по мифам Японии «97 с половиной шагов…», потом переносили его на сцену оперного театра в Болгарии во время гастролей. При этом не просто перенос технологии, а переключение всего спектакля на другую площадку – и как в компьютере, в голове идет обработка, приспосабливаешься к той аппаратуре, которая есть. Постановка «Метель» – очень сложный и один из самых любимых моих спектаклей. А есть, например, «Мышкин дом» со своей спецификой кукольного спектакля, когда куклы должны освещаться ровно, у них от этого зависит выразительность. А я драматический художник, я хочу освещать красивые картины, эмоции актеров, а в кукольном театре – главное, это куклы.
– Как приходилось работать с иностранными режиссерами – наверное, меняются требования, технические задачи?
– Когда создавали «3 сестры» с Патрицией Барбуиани, мы легко нашли с ней общий язык. Ей необходимо было создать коридоры и окна с помощью света – пришлось показать наши возможности, придумать, как это сделать светом. Даже в Корее на гастролях работалось прекрасно, потому что профессионалы понимают друг друга, есть общее желание показать спектакль «в лучшем свете». И вообще прекрасно ездить на фестивали и встречаться с людьми, когда ты понимаешь, что наше театральное дело – всемирное дело.
Я никогда не думала, что свяжу свою жизнь с театром. Один человек сказал, когда я пришла в профессию: если выдержишь три года в театре, не вырвешься никогда. Теперь я не могу даже представить, чем бы еще могла заниматься помимо театра – здесь есть место и для творчества, и для профессионального роста.
– Какая палитра у художника по свету?
– У меня любимые цвета – голубой, активный красный и белый. Это моя палитра. Я очень люблю режущий свет – контровой пронизывающий свет в пространстве. Не обязательно иметь особые фильтры, можно и белым светом что угодно сделать и сделать так, что, когда распахивается занавес (был такой спектакль «Разбойники»), зритель аплодирует.
– В финале спектакля вы аплодируете актерам?
– Да, на каждом спектакле! И стараюсь как можно дольше не давать свет в зал, чтобы дольше длились аплодисменты, актеры их заслужили. Они получают аплодисменты за нас, тех, кто остается в тени: это и художник по свету, и по звуку, и гримеры. Но мне важно, что я помогаю состояться постановке, и когда говорят хорошие слова о спектакле – это мой поклон.
Татьяна БОБРОВА
Анна БОЧАРОВА (фото)