Многоточие
Альтер-эго
«Войдёт ли в горящую избу Рахель Соломоновна Гинзбург?» – испытываю некое недоверие к общепризнанным догмам и стереотипному мышлению.
В конце марта новгородский актёр, поэт и лауреат всевозможных премий Дмитрий Иванов для новгородских же поэтов проводил мастер- класс по чтению стихов. Половину слов я мимо ушей пропустил, засмотревшись на его роскошные, своей независимой и развесёлой жизнью живущие брови. Но вдруг услышал, что, читая чужие стихи, надо знать, когда, где и как жил поэт, в каких отношениях был он с людьми и миром.
Не уверен: знание того, что Державин был сенатором, губернатором Олонецким и Тамбовским, министром юстиции Российской империи; а Тютчев – чиновником высокого ранга и цензором, препятствовавшим распространению Марксова «Капитала» на русском языке, – добавит нюансов, оттенков и эмоций чтецу их стихов?
Если мерзавец и негодяй написал по-настоящему волнующее тебя стихотворение, доброе и трогательное, да ещё и у костра под гитару задушевно пропел-прошептал, подлец, – как тут быть? За талант понять и простить склочность характера?
Не читайте биографии поэтов! Многия знания умножают печали. Прочитав в письмах Пушкина реплику в адрес Анны Керн, я по-другому стал относиться к известному стихотворению и отнюдь этому не рад, а весьма опечален.
А с другой стороны, трагикомедия жизни и смерти Баркова не изменят моего восприятия его фривольных виршей; фашистская идеология Д`Аннунцио не изменит моего признания его – Поэтом.
Поможет ли читателю знакомство, личное или опосредованное, с Еленой Кулешовой, в определённых кругах известной под ником Дракон, – личностью неординарной, но и не однозначно белой, пушистой и мягонькой?
Чужая душа – потёмки. Со своей кочки зрения не всегда поймёшь мотивацию своих поступков.
Надеюсь, что стихи Елены познакомят вас с её альтер-эго.
Рубрику ведёт Николай СУМАРОКОВ
Журавлиное
Меня называли созданием с тысячью лиц,
Боялись любить, ненавидели с доменным пылом,
Мое журавлиное рвали на сотни синиц…
А после бросали. Я точно не помню – но было.
Глазами пустыми смотрели повыше плеча,
И в них отражалась студено-холодная скука:
Ярлык оторви, я прошу – не по чести печать,
В глаза не смотри и, пожалуйста, выпусти руку.
Пять минут минус
Тебе всегда не хватало пяти минут,
Насколько б длинными ни были ленты ночей.
Ты засыпал моментально, мой старый друг,
Оставив след зубов на моем плече.
Пяти минут нам хватило бы, чтоб забыть,
Чтобы сказать что-то резкое, без прикрас…
Но мы, смеясь, потеряли все пять минут –
Возможно, глупый тот жест положенье спас.
Не удивляйся: была так долго – и не с тобой.
Почувствуй кожей, как не хватало цепей и пут…
Не ври себе, что когда-то ты стал «не мой».
Ты мог бы. Не хватило пяти минут.
Она и осень
Пишу стихи не только по привычке,
Себя корю, что осенью, не летом:
Среди друзей затеяв перекличку,
Не нахожу, по счастию, поэтов.
Бегу от стужи в хипстерских ботинках.
Как жаль уже — по льдинкам, не по лужам,
В пальто кургузом замерзаю стильно,
Как будто бы оно кому-то нужно.
В перчатках пальцы грею поцелуем –
Мерзлячка же… Хотя бы не мерзавка,
Поскольку мне в душе от душной стужи
Не зябко, а скорее даже жарко.
Слова про славу как шипенье слышу:
Какая слава, в нашей-то трясине,
Где каждая замерзшая лягушка
Мечтает о хрустальных апельсинах?
Вот так смешно я провожаю осень,
Вот так забавно – в грусти и ангине…
Все, впрочем, хорошо… Вот только пальцы
Озябли. Да ботинки в ржавой тине.
Мой Ксанаду
Я брежу. Я так упоительно брежу!
В стране Ксанаду меня знают как брата
И нежные девы, и звонкие струи
Фонтанов, и боги рассвета-заката.
И хан мой, что тонкие пальцы лелеет
В росе лепестков ожемчуженных лилий –
Так очаровательно-мизантропичен…
Так хочет любви, так боится и верит…
Германские строки гремят не войною –
Литаврами нежности, гонгами страсти…
Я знаю – тебе их услышать приятно,
Ты с ними познал огненосное счастье.
В стране Ксанаду нет для грусти причины,
Но мы-то из тех, кто бед не забывает!
Французский твой – сладок, французский твой – нежен…
Я грежу – и грезы меня понимают.
Мечта портового клерка
Белы паруса их, форштевня осанка горда –
Особенно тот, королевского темного дуба,
Что поздно причалил… А ты опоздал, вот беда,
К твоей перекличке двух сотен… э… радиорубок.
Вдруг как-то забылся: уплыл, улетел, убежал,
Под парусом мчишься, восторгом дыша и свободой!
Но мягко тебе указали, что дом твой – причал,
И ты – канцелярская крыса с ошпаренной мордой.
В порту интересно – здесь тоже стоят корабли,
Здесь грузят на борт мандарины, абсент и какао,
Доставить их надо до самого края земли…
А где-то за штабелем боцманы бьют суперкарго.
Здесь жизнь замирает с закатом, с восходом — встает,
Дни льются, как пиво из бочки: легко и беспечно.
А ты так мечтал, что на палубе встретишь восход,
А счастье… А счастье – как море. Оно – бесконечно,
Где небо смыкается с морем — начало начал…
Ты свет погасил.
Ключ. Замок.
Завтра снова — причал.
Елена КУЛЕШОВА