Ожог души

Вчера в Старой Руссе завершился XIII Фестиваль камерных спектаклей по произведениям Ф.М. Достоевского.

К сожалению, имена лауреатов узнать не удалось: номер газеты  был  уже готов к печати, а жюри еще заседало. Зато удалось побеседовать с его председателем, народным артистом России, лауреатом Государственной премии Георгием Тараторкиным.  Георгий Георгиевич признался, что проникновение в мир Достоевского сделало его философом:

– Есть предубеждение, что нельзя входить в один и тот же мир дважды. Но когда это касается мира Достоевского, все предубеждения надо отбросить. Конечно, если ты согласен на эту сладостную муку — входить в него снова и снова. Я пропустил всего три или четыре фестиваля в Старой Руссе, и в те годы, без этой атмосферы, чувствовал себя скверно.

Я счастливчик, мне было даровано судьбой прожить жизни Родиона Раскольникова, Ивана Карамазова, Николая Ставрогина. Отношения с ними непрерывны, и даже в момент разрыва, когда спектакль уходит из афиши, связь эта не прерывается, а только обостряется. Я встретился с Родионом Романовичем, когда и ему и мне было 23 года. Ему и теперь 23, а мне… И тем не менее я до сих пор выясняю с ним отношения. Меня мучает Иван Федорович, а Николай Всеволодович манит своим виском. Удивительная история: если встреча с миром Достоевского была не понарошку — это покруче, чем на иглу сесть.

…Однажды меня пригласили на радио прочитать «Белые ночи». Тогда еще было радио, это сейчас — каналы. В чем разница, спросите вы? Радио звучит, а по каналам течет. Так вот, я тогда легкомысленно согласился. И с приближением даты, когда должна была состояться запись, открыл книгу. И понял — не могу. Ведь мои отношения с Достоевским складывались через Раскольникова, Карамазова, а тут – «сентиментальный роман». Решил позвонить на радио, чтобы отказаться, — и тоже не могу. Опять берусь за книгу — ну не могу! Вот в этом состоянии растерянности я и оказался в студии. Звучит команда «Запись», и я понимаю, что нужно одно — отдаться. Ведь всегда же ему верил, Федору Михайловичу, ну так поверь и сейчас!  Я стал читать. И оказалось, что та вера, о которой так много говорил Достоевский, спасительна. Нужно было только поверить в историю, в ее хрупкость, ранимость, уязвимость, в ее свет и боль.

Ведь чем уникальна встреча с Достоевским: ты открываешь новое в самом себе, некие клеточки, которые оживают. А если встречи не произойдет, они так и отомрут. Жизнь закончится — а они не откроются! Обжечься можно не только чаем. Обжечь можно и душу. Конечно, если она не «заасфальтирована» так, что до нее не достучаться.  Достоевский — обжигает. Потому что нет на земле более откровенного автора. Просто, если он откровенен про себя, то предполагает, что и вы решитесь на такую же степень откровенности про себя. И тогда происходит встреча…

После этой исповеди кажутся совершенно ненужными слова о важности фестиваля Достоевского, его роли и ценности. Остается только легкое чувство зависти к рушанам, которые много лет раз за разом входят в этот притягательный мир Федора Михайловича. И кто-то, кому посчастливилось получить ожог души, открывает в себе таинственные «клеточки».