Невыносимая красота

В Городском выставочном центре (Б.Московская, 37/9, «Диалог») продолжает работать выставка Российской Академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова «История и современность».

Преподаватель университета, который помогал развешивать картины, сказал: «Как будто не было двадцатого века…» Потом добавил: «У нас так никто не напишет». Помолчал немного: «А ведь это только студенты».

Нет, не студенты, а выпускники, причём «золотые», те, кто показывает безусловное живописное умение и ориентацию на традиции русского академизма Брюллова, Иванова и реалистической школы Репина или Васнецова. Огромные композиции на библейскую тематику, классические портреты, костюмные постановки, сюжеты из русской истории, иногда совсем недавней. Есть «Иван Сусанин», есть и «Беслан». Есть гусары и аристократичные дамы, изящный фарфор в натюрмортах, а есть и, как говорят в народе, «базар-вокзал».

Уходя с вернисажа, многие говорили: «Спасибо. Наконец-то». Наконец-то что? Что так давно не видели наши зрители? Виртуозного владения ремеслом? Умения расположить десятки фигур так, что рассматривание каждой даёт новый смысл и большая картина (картина, а не этюд, не мотив, заполонившие наши выставки) воспринимается как захватывающий спектакль, как пиршество для глаз? Быть может, редко наши зрители сталкиваются с очевидной работой, когда над картиной трудятся долго и упорно? После скорописи нынешних мастеров такой подход выглядит анахронизмом. Или современный зритель взыскует гражданского звучания, обращения к национальной истории, к узловым её моментам, чтобы ещё раз заглянуть в себя и сверить секунды сегодняшнего дня с, как будто, не прошедшими столетиями? Или устал наш посетитель от формальных поисков в бесконечных натюрмортах, когда поцокаешь языком, покачаешь головой и дальше… «Как хорошо говорит Марк Туллий!» – качали в своё время головой римляне, а греки, слушая Демосфена, кричали: «Война Филиппу!». Так кто же «цицеронистей» – глазуновцы или «бутылочники» (термин Луначарского)? Может и вправду не хочет наш зритель фантазировать, искать формального совершенства без сюжета, копаться в своём подсознании, отдаваться музыкальному чувству цвета? Хочется, если не проще, то понятней. Чтоб нарисована была, как говорил Репин, лошадка, а там уж мы разберёмся, нравится, не нравится.

Публику понять можно. Но и художников-критиков тоже. Вот здесь Поленов, а здесь Марков, говорят они, всё это уже было. Ну и что, отвечают посетители в книге отзывов, и весна уже была. Нового смысла нет, настаивают критики, в старые меха нового вина не нальёшь. А кто сказал, что они износились? И нового смысла сколько угодно. У нас глаза открылись, мы восхищены, и многое ещё пишут, и в том числе о современном прочтении бесланской трагедии, например. И спорам этим не одно десятилетие.

Один новгородский писатель долго рассматривал «Ивана Сусанина». Блестяще написан зимний лес, исторически точно и подробно выписаны польские солдаты. Нашёл-таки ошибку – Сусанин в тулупе, а так по лесу не ходят. А был бы он в армяке или полушубке? Картина была бы хорошей? Но ведь живопись не пособие по этнографии, не иллюстрации учебника истории. Ошибки досадны, но давно замечено: «суди не выше сапога». Как же судить? Чего искать?

Долго я стоял перед «Деревенской свадьбой». Вот Суриков, вот Савицкий. Но блаженная улыбка не сползала с моей физиономии, потому что… Не знаю почему. Не знаю, почему замираешь перед «Беженцами», «Вокзалом», простой картинкой, на которой и всего-то – городская витрина. Один из самых тонких знатоков искусства в нашем городе восхищался ею. Я опять – не самостоятельная, видел где-то, журнальная стилистика. Ну и что, говорит, ты посмотри, как сделана!

Я не отношу себя к поклонникам творчества Ильи Глазунова. Но у его учеников может быть совершенно разная судьба, и, кроме того, Городской выставочный центр сделает всё возможное, чтобы его выставочная программа не зависела от вкусов руководства.

Выставка работает до 28 марта, с 11 до 19, кроме понедельника.