И у меня был край родной…

Говоря о связях композитора Сергея Рахманинова с Новгородчиной, в первую очередь вспоминают имение Онег. И это справедливо: здесь он провел годы раннего детства, начал заниматься музыкой. Мотивы, навеянные воспоминаниями о тех счастливых временах, слышатся в некоторых произведениях композитора, самое пронзительное из которых — романс «И у меня был край родной».

Но есть еще одно место, совсем рядом с Новгородом, также сыгравшее значительную роль в жизни Сергея Рахманинова — имение Борисово, известное   новгородцам как Сметанинская мыза, поиск которого в свое время напоминал настоящий детектив.

Таинственное имение

 Борисово часто проскальзывает в воспоминаниях композитора как место летнего отдыха в годы учебы в Санкт-Петербургской консерватории — самый замечательный период его детства. «Небольшое имение» бабушка Сергея Васильевича Софья Александровна Бутакова купила специально, чтобы внук мог поправить здоровье после тяжелых петербургских зим. Ведь он, его брат и сестра с трудом выкарабкались из дифтерии, которая унесла жизнь их сестры Софии.

Однако долгое время рахманиноведам было неизвестно месторасположение Борисова, в воспоминаниях фигурировало лишь «недалеко от Новгорода». Это и подвигло директора Музея композиторов-земляков Валерия Васильевича Демидова в 1990-е годы заняться поисками. Выяснилось, что в паре верст от Онега существовало село Борисово, однако к нему трудно применить понятие «недалеко» – по тем временам день пути. Поговаривали и про другое Борисово — в районе нынешних Деревяниц. И вот тут-то вышла загвоздка:

–     Я обошел деревяницкие дворы, побеседовал со всеми старожилами, был в паспортном столе, но никто и слыхом не слыхивал ни про какое Борисово, не нашел я его и на довоенных картах, – рассказывает Валерий Васильевич.

Так бы и осталось это загадкой, но в 1994 году в областной архив пришло письмо из Запорожья от некой Елены Ивановны Булыгиной. Дочь новгородского головы Ивана Романцева и внучка другого головы, Григория Сметанина, сообщала, что когда-то у их семьи была дача, которую приобрели у Рахманиновых.

– Для меня сразу стало очевидным, что речь идет о Бутаковых, поскольку к тому времени Рахманиновы фактически разорились и никакой дачи у них быть не могло,  – поясняет Валерий Васильевич. – И хотя нигде в дальнейшей переписке так и не упоминалось Борисово, я выяснил, что находилось упомянутое имение напротив архиерейской мызы, то есть там, где после войны был деревяницкий Дом ветеранов. Все сходилось!

Дальнейшие сомнения разрешила архивная справка, согласно которой Сметанин действительно имел имение, которое в документе фигурирует как «Борисово (Ольгино)». Оказывается, будущий голова, женившись в 32-летнем возрасте на  16-летней Ольге Евдокимовой, дал имению имя молодой супруги.

– Читая про «небольшое имение», я представлял этакий домик в три окошка. Однако по рассказам Елены Булыгиной оказалось, что Борисово было внушительным: господский дом, соединенный с флигелем для работников, множество хозяйственных построек, две конюшни — для рабочих лошадей и выездных. Однако учитывая, что Бутаковы и Рахманиновы были крупными землевладельцами (свыше четырех тысяч десятин земли),  имение казалось им небольшим, – поясняет Валерий Васильевич. – Обслуживали имение немцы-колонисты, которые как раз и проживали по соседству в селе Борисово.

Хранились у Елены Ивановны и фотографии. Но на все уговоры передать их в Новгород она отвечала: «Пока я жива, фотографии будут со мной…». После ее смерти ими владеет дочь, она также отказывается расстаться с ними, поэтому в музее композиторов-земляков лишь фотокопии.

Родом из детства

Уже в эмиграции Сергей Васильевич часто вспоминал время, проведенное в имении у бабушки, где он жил на приволье, окруженный вниманием и лаской. Здесь он научился плавать, да так, что деревенским мальчишкам непросто было с ним сравняться – легко переплывал Волхов туда и обратно.  Нырял тоже лучше сверстников. Здесь же научился управлять лодкой-«душегубкой», получившей зловещее прозвище за опасную для жизни конструкцию.

 Стремление быть лидером компенсировало некий потаенный комплекс: в детстве Рахманинов не выговаривал звуки «р» и «л», за что часто подвергался насмешкам и очень переживал. По воспоминаниям, старшие товарищи по консерватории любили подтрунивать над Сережей, спрашивали: «Что ты ел на завтрак?» – и очень веселились, слыша: «Буйку с ябиновым ваеньем». От дефекта речи он избавился только к подростковому возрасту, а до тех пор завоевывал авторитет, стремясь быть лучшим в мальчишеских забавах. Ведь владение игрой на рояле не было весомым аргументом в глазах деревенских детей.

…По воспоминаниям друзей, в 1930-е годы, уже живя в Сенаре, Рахманинов уплывал на лодке так далеко, что она превращалась в еле видную черточку, а обратно возвращался вплавь.

Главное же, чем важно пребывание Рахманинова в Борисове, — есть свидетельства, что именно там его впервые потянуло к сочинительству. Софья Александровна, стремясь похвастать талантами внука, часто просила его сыграть гостям. Сергей охотно выполнял просьбу и играл пьесу, называя имя какого-нибудь известного композитора. Но нашлись среди гостей понимающие в музыке люди, которые раскусили уловку подростка: обладая незаурядными способностями, он выдавал за произведение известного автора собственные импровизации. К сожалению, в то время он еще не записывал их…

Из детства идет у Рахманинова любовь к собакам и лошадям – ее привил отец Василий Аркадьевич, сам очень любивший животных. В Борисове Сергей Васильевич научился управлять повозкой и с удовольствием возил бабушку на службу в Деревяницкий монастырь.

 Оттуда же любовь к блюдам русской кухни, которую хорошо иллюстрирует такой эпизод. Живя в Италии, Рахманиновы имели в служанках местную жительницу, которая безобразно готовила. Рахманинов называл лангеты, приготовленные ею, «кошачья печенка» и с нетерпением ждал, когда из России приедет их постоянная служанка Марина и накормит его русскими щами и жареной картошкой с луком, которые занимали в списке гастрономических пристрастий первое место.

…Около имения Борисово рос дубок, сумевший пережить последующие войны и катаклизмы.

–      Когда в Деревяницах, на месте бывшего имения, начали строить большой жилой дом, я решил, что дубу конец, – делится Валерий Васильевич. – Недавно приехал, обошел дом, смотрю – стоит старичок. Пожалели…

По сути, этот дуб – последний свидетель жизни Рахманинова в Борисове. Хорошо бы его сберечь.