Просто поэт
Не счесть в России авторов, умеющих с разной степенью мастеровитости рифмовать слова или складывать предложения в столбик, або в лесенку и оттого почитающих свои отформатированные таким образом тексты – стихами.
Новгород по количеству подобных стихо-слогателей на читательскую душу и вовсе щедр, до буйнопомешательства: читателей, мнится мне, поменьше будет, чем авторов. Последние, порой, жалуются: «Невостребованна нынче поэзия!»
Не соглашусь – востребована. Но все-таки – поэзия, а не рифмоблудие. Только вот редко светят или хотя бы мерцают звёздами сочинения современников.
Тем отраднее, что подобно Сверхновой среди межгалактической пыли воссияло на поэтическом небосклоне России новое имя – Иван Егоров. Наш, новгородец!
Ивану в его стихах счастливо удается избежать и нарочитого пафоса, и псевдоискреннего умиления храмами-речками-березками, и кокетливого самообожания и само-(ах какой я тонкий и глубокий!)-любования якобы страданиями-терзаниями. Не опускается он до политических то ли сатиры, то ли брюзжания; пишет Иван о жизни – искренне, но искусно.
Иногда наслышан о ком-нибудь: «Он поэт в душе». Иван Егоров – просто поэт.
Родился в 1955 году в Калининской области. С пяти лет живет в Новгороде.
Окончил Новгородский педагогический институт, затем театральный институт им. Б. Щукина.
Более тридцати лет работает в Новгородском театре юного зрителя режиссером.
В 2009 году была опубликована повесть «Груша и говорящий скворец», сборник стихов «Созвездие Стрельца» и рассказы в альманахе «Ювенильное море», в 2010 году – сборник прозы «Мальчик и самолет».
В 2009 году принят в Союз писателей России.
Торговалась на рынке:
– Мне, родная, не стейки.
Мне дешевенькой рыбки
Вот на эти копейки…
Что-то там говорила,
Про себя бормотала.
Дома долго варила
И устало вздыхала.
Причитала над плошкой,
Колченога, горбата:
– Собирайтеся, кошки
И коты, и котята.
Мне – что бела, что чёрна,
Что чиста, что паршива,
Что глупа, что учёна –
Я для всех накрошила.
Рать кошачья стекалась,
Сыто маслились глазки.
А еда не кончалась.
Словно в сказке…
Всем – и доброй, и вредной –
Хоть кусочек, хоть малость.
Только самой последней
Ничего не досталось.
Ничего не досталось…
В доме гасли окошки.
Со двора разбредались
Беспризорные кошки.
А она все сидела.
Было сыро и поздно.
И мурлыкала-пела,
И глядела на звезды.
В небо фантики поднял
Влажный мартовский ветер…
Видно, лишней сегодня
Оказалась на свете.
Рембрандт ван Рейн пьет «Рейнское».
Кисти его в скипидаре.
«Рейнское» нынче – мерзкое.
Нынче и мэтр не в ударе:
Кроет холсты грунтовкою,
Масло стекает проталиной.
Старыми заготовками
Вся мастерская завалена.
Золотом солнца пропитано?
Это же все предыдущее!
Ты позабыл и вид его,
Яростно в гору идущего.
От обделенности ласкою
Кисть неохотно движется…
Мэтр вспоминает Саскию,
И – ничего не пишется.
А стрельбище сделали на лугу,
Среди гречихи, густой на диво.
Солдатики падали на бегу,
Чтоб отстреляться по нормативу.
И там, где стебель не сбит, не сжат,
Найдется место и пчелам, и пулям…
Летят, летят и жужжат, жужжат,
Одни – к мишеням, другие – к ульям.
— Я трава, да не простецкая,
Луговинная.
— Что мне слезы твои детские?
Косу выну я.
— У меня в цветах – отравушка,
Накось, выкуси!
— Что с того, трава-муравушка?
Завтра выкосим.
— А вокруг меня пшеница, и
Как без хлебушка?
— Мы не ликами, а лицами
Смотрим в небушко.
Сено горькое, да сытное,
Кони ладные…
Будет брага, меды питные,
Дьяки с ладаном.
Раньше правила молва,
А теперь – война.
Ты прости меня, трава
Не моя вина…
Старый сердитый дворник
Водкой здоровье губит.
Он подметает дворик,
Он листопадов не любит.
Это в сезоне «Осень».
— Осенью листья? Не надо!
Ну, а зимою очень
Дворника злят снегопады.
Он ненавидит окурки
И обгорелые спички,
И от бананов шкурки:
— В скобки их всех, в кавычки!
Тихо ругаясь матом,
Смешанным с перегаром,
Дворник скребет лопатой
Серые тротуары.
В каждом движенье неверном –
Что-то от странного танца,
Что-то от Гильденстерна,
Что-то от Розенкранца.
Пасмурным утром морозным
После похмелья недужен,
Он выметает звезды,
Те, что замерзли в луже…
Времена – то смурные, то – бурные:
Кто с пером, кто с дубиной в руке.
На гнедом битюге – Илья с Мурома,
И Ершов – на Коньке Горбунке.
Над Россией всегда что-то веяло,
А над правдой довлело вранье.
Крылья черные, перышки белые…
То лебедушки, то воронье.
Вот и я: то серьезен, то с придурью,
Иногда ухожу и в запой,
И Христу помолюся, и Идолу
(Да простит меня Боже), зато
Напишу пару строчек, но искренно,
Ночью, утречком или же днесь.
Я не ведаю, где она – истина,
Но надеюсь, что где-нибудь есть.