Библейские сюжеты Марка Шагала

Завтра, 5 августа, в Городском выставочном центре («Диалог» на Большой Московской) откроется уникальная выставка – «Марк Шагал. Библейские сюжеты». Она основана на собраниях немецких коллекционеров, объединённых московской фирмой «Арт-регион» в художественный проект. Иллюстрации к Библии – одна из самых значительных графических серий великого художника, но в музейных собраниях России нет даже её фрагментов.

Марк Шагал появился на свет в 1887 году, мёртворождённым, и акушерка с трудом вернула его к жизни. После этого он прожил 98 лет. Его родина – Витебск, и он почти всегда рисовал только то, что связано с ним, но странным образом провинциальность его искусства на наших глазах превращается в общечеловечность, он, как тот музыкант из «Ассы», жил на планете, а не в Витебске, Петербурге или Париже. Он много учился, но, как сам признаётся, без толку. Оставался на второй год, рисовальные классы не шли на пользу, не получалась работа ретушёра и «вывесочника». Его никак не затронуло общение с Рерихом и Бакстом. Он как будто  не видел ничего вокруг: ни очевидно сильных художников, ни модных течений. Хотя Аполлинер именно по поводу его картин произнёс слово «сюрреализм», т.е «сверх» или «над» реальность. Просто он шёл на поводу у своего внутреннего инстинкта, когда в один прекрасный (а других и не бывает – как он писал в своей автобиографии) день он решил стать художником.

Художник! Куда это годится? Что скажут люди? Но Шагал был упрям и покорен, когда отец в знак протеста бросал деньги за обучение рисованию на пол. Шагал поднимал. Ему приходилось не сладко, он жил в нищете, по чужим людям, скрываясь. Когда случилась Февральская революция, первой его счастливой мыслью была: теперь не надо иметь дело с паспортистами. Черта оседлости, видимо, тяготела над ним и определила многое в его духовной жизни. Отсюда его стремление к свободе. Он считал, что искусство – это прежде всего состояние души. А душа свята у всех нас, ходящих по грешной земле, и она свободна – у неё свой разум и своя логика. Из стремления к свободе и его знаменитые «Полёты». Впрочем, здесь примешивается и некая тревожная сила, которая, как считал художник, есть в каждом из нас и которая подняла в небо его героев раньше космонавтов.

Ещё одна составляющая гения Шагала – хасидизм (Витебск был одним из главных центров этого религиозно-мистического учения, возникшего в XVIII веке в Восточной Европе). «Хэсэд» на древнееврейском означает «милосердие», «любовь», а «хасид» обычно переводится как «любящий Бога». Это учение во многом противостояло официальному иудаизму с его начётничеством и духом уныния, порождённым веками рассеяния и угнетения. Он говорил на языке понятных народу притч, учил, что Бог проявляется в обыденных вещах, что ему угодны не рассудок, а чувство, и не уныние, а радость, и что познать его дано только взволнованной душе.

Шагал не был религиозен. Он говорил, что его молитва – это его работа, но мотивы хасидизма ясно различимы в шагаловском радостном восприятии жизни (все окружающие его отмечали, что он удивлялся обычным вещам – как будто только что воплотился), поразительной экспрессии образов, в прямом соотношении в них «земли» и «неба», обыденного и священного, наконец, в неповторимом сплаве юмора и окрашенного печалью лиризма. В конце концов, не говорил ли Набоков по отношению к Гоголю, что разница между комической стороной вещей и их космической стороной зависит от одной свистящей буквы…

Кроме того, еврейская культурная традиция исходила из заповеди Моисея, запрещавшей «делать изображение того, что на небе, на земле и на воде», и была по сути иконоборческой. Шагалу, как и многим другим еврейским художникам конца XIX века, приходилось преодолевать и её. Но в отличие от других он сумел стать художником не вне, а внутри национальной религиозной традиции, парадоксально разрушив её, на неё же и опираясь. Ибо она, по определению Владимира Соловьёва, не что иное, как «вера в невидимое и одновременно желание, чтобы невидимое стало видимым, вера в дух, но только в такой, который проникает всё материальное и пользуется материей, как своей оболочкой и орудием». Всё это уже было в художнике, когда в двадцатые годы он впервые приступил к иллюстрированию Библии. И это позволило ему создать нечто новое на основе синтеза еврейской культуры, традиционно враждебной живописи, и современной живописи, для которой Библия оставалась в целом чуждой.

С одной стороны было Священное Писание, которое для Шагала и его соплеменников было историей далёких предков, а то и повседневной реальностью (в Пасху – правильнее, Песах – всегда ставился прибор для пророка Ильи, который мог войти под видом странника), а с другой… нет, то, что с другой, надо смотреть своими глазами.

Выставка «Библейские сюжеты» продлится до 4 сентября.