ФотоГраф Орлов
Мне всегда было интересно наблюдать, как работает новгородский фотограф Александр Орлов: пока его коллеги, тесня друг друга, лихорадочно снимают одну и ту же показавшуюся любопытной сценку, он, находясь поодаль, направляет объектив совсем в другую сторону. И что он там увидел? Более сотни ответов на этот вопрос можно найти на его персональной выставке, открывшейся в Новгородском Доме фотографии в Городском выставочном центре «Диалог».
С Александром Орловым мы встретились накануне открытия выставки. Фотографии из серии «Игра в войну» одна за другой занимали место на стене и тут же вступали в некие взаимоотношения между собой и со мной – зрителем.
– Война представляет для меня особый интерес, – поясняет Александр Иванович. – Я ведь родился в Мясном Бору, где в 1948 году еще отчетливо пахло войной, и мне не нужно было слушать рассказы ветеранов — она сама вошла в меня. Выйдешь за ближайшие кусты, и вот она — патроны, пулеметы… Я стоял у истоков поисковой экспедиции «Долина». Через поисковиков познакомился с реконструкторами Второй мировой, так и появилась серия снимков «Игра в войну».
Было очень интересно наблюдать, как меняются люди, надевая военную форму тех времен. Ведь участники реконструкции сами выбирают себе образ: кто-то становится фашистским офицером, кто-то — добровольцем на службе вермахта, то есть изменником Родины. А кто-то ни за что не наденет форму врага. Вот этот суровый эсэсовец (Александр Орлов подводит меня к снимку) – прекрасный парень, машинист Леха, после боя мы с ним, приняв по рюмочке, пели «Волховскую застольную». Но есть и те, что заигрываются и, надев форму, буквально перевоплощаются в фашистов. Снимки отчетливо передают эту метаморфозу.
– Все фотографии серии сделаны черно-белыми по ассоциации с военным репортажем?
– В нашей генной памяти Великая Отечественная – черно-белая. А еще такая фотография обладает иной философией: цвет зачастую может спасти и вытянуть очень банальный снимок, а черно-белое изображение отсекает второстепенное, высвечивая главное.
– Говорят, фотография – искусство терпеливых…
– И знающих. Нужно изучить предмет, чтобы знать, чего ждать в кадре. Чтобы добиться динамичности в снимке, я несколько дней ждал, пока над монастырем появятся особые облака: темные, стремительные. Они пролетели за две минуты, но добавили пейзажу именно той напряженности, которой мне не хватало.
– А как получаются такие снимки, как тот, где Ельцин целует красавицу в кокошнике, сомлевшую от счастья? Предчувствие удачного кадра толкает под руку или случайное везение?
– О-о, это целая история. Визит Ельцина я снимал в 1998 году, перед дефолтом. Аккредитован был от московской газеты «Сегодня» и должен был находиться в одном из пулов среди других корреспондентов – ограниченный в передвижении, огороженный ленточкой под условным названием «Осторожно, журналисты!». Мне это совсем не интересно! Поэтому договорился с друзьями и передвигался следом за Ельциным с нашей охраной. Кадр, о котором речь, сделан на телевизионном заводе. У входа президента встречали девушки в русских нарядах. Из журналистов – никого. А в руках у меня старый полуразвалившийся «Зенит». Видя, как Ельцин стремительно шагнул к красавице, протянув губы для поцелуя, я успел сделать всего один кадр – и объектив отвалился от фотоаппарата. И в тот же момент почувствовал сильнейший рывок за шиворот и громкую брань охраны. Удивительно, но пленку у меня не отобрали, и на следующий день фотография уже была на первой полосе газеты «Сегодня».
– Вам удается попутешествовать?
– Не могу сказать, что часто, но когда куда-то еду, конечно, беру камеру. Два года назад был в Абхазии. У нас сейчас войну 1992 года уже и не вспоминают, а там до сих пор кругом ее следы. Пересекаешь границу – и тут же разрушенные дома, санатории, школы… Я жил в поселке Цандрипш, бывший Гантиади, видел множество брошенных домов. Их никто не занимает, не разворовывает, потому что остается некое уважение – местные жители помнят эти семьи, дружили с ними. Я общался с местными жителями, они рассказывали жуткие вещи. Нашел пару домов, в которых уже почти два десятка лет все так же, как было при хозяевах — одежда на вешалках, на кухне банки с заготовками, на стене портрет дедушки… Видно, что покидали дома стремительно. Очень тяжелое впечатление.
На пороге одного дома обнаружил дневник на грузинском языке. С трудом нашел старого армянина, который согласился его перевести. Первые записи еще довоенные, их автор – местная учительница. Она пишет, что жизнь у нее тяжелая, в семье проблемы, муж изменяет, мыкаются по углам – негде жить. Затем радость – получили квартиру! Но вот началась война, и одна из последних записей: «У нас снова нет крыши над головой…». Эта война была страшна огромным количеством зверств по отношению к мирному населению. Серия снимков из Абхазии также есть на этой выставке.
– Вы – фотограф динамичный, ваш жанр – репортаж. А как относитесь к постановочным кадрам?
– Да, существует такой давний спор между фотографами. Но это все равно что спорить, что лучше – черное или белое. Кто-то не умеет делать репортаж, но у него великолепный вкус, чувство света, цвета, и он снимает прекрасные натюрморты. Другое дело, если фотограф пытается реконструировать жизнь, пройдя мимо нее. Увидел интересный сюжет и кричит: «Стоп! Замрите!». Это неприемлемо, надо уметь ловить момент. Но я могу пояснить: эта манера съемки идет из советских времен, когда над нами довлела идеология. Механизатор не мог быть замурзанным, а только чистеньким и в пыжиковой шапке. И доярка обязательно в белом халате. А на лицах – лучезарное счастье. Или у тебя не возьмут снимок. И мне довелось работать в тех условиях. Правда, я не возил с собой парадный костюм для механизатора, как корреспонденты ТАСС. Но, приезжая на ферму, отправлял доярку на поиски белого халата… Я считаю, если у фотографа нет чувства отторжения, нет ощущения, что в кадре «липа», — значит все нормально. Ничего не имею против постановочных снимков, но это не моё!
– Последний вопрос: сейчас модно называть себя «фотохудожник»…
– …чтобы подчеркнуть свою особость. Я считаю, все это чушь, как правило, за этим скрывается убогость. Как бы ты себя ни называл, люди придут на выставку и увидят, профессионал ты или… И чем плохо слово «фотограф»? Ну хочешь, переставь ударение – будешь фотограф. Только сначала стань им.