Девяносто процентов Любви

12.04.2012

Она изящна и в японском белоснежном кимоно, и в простом русском платке, и в домашнем стареньком халате… У нее самый широкий спектр ролей: от королев до старухи в спектакле «Соглядатай». Ее голосом «говорят» стихи Марины Цветаевой и дневник Анны Франк… И все это – одна из ведущих актрис Новгородского театра «Малый», заслуженная артистка РФ Любовь Злобина.

 

– Любовь Николаевна, где будем искать начало театрального пути?

– Это некий совершенно космический случай. Так как родилась и жила «в медвежьем углу» (город Печора, Коми АССР), а там – ни театров, ни филармонии. Были только книги и поездки с родителями к родственникам в Севастополь. Дядя и тетя – оба помешанные на искусстве, водили меня в оперу и балет. Помню, полным откровением стала балетная постановка «Дюймовочки» (моя самая любимая сказка). Когда я увидела вместо настоящей Дюймовочки и принца каких-то дяденек и тетенек в странных костюмах, даже заплакала, потому что не стало настоящей сказки. Но потом не могла оторваться: что-то такое открылось и заворожило…

– И так захотелось ступить на актерскую стезю?

– Мне хотелось вырваться из дома. Я работала технологом в химчистке, закончив техникум. И должна была уже стать заведующей химчисткой в Печорах. Но знала точно, я не хочу… Наврала родителям, что поехала отдыхать в Ленинград.

Наплыв поступающих в Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств (тогда ЛГИК) был большой. Первый экзамен – по специальности, и я «загрузилась» в библиотеку Маяковского и начала штудировать Станиславского, Немировича-Данченко… С собой были кефир и булка, я спускалась к каналу с книгами. За 12 дней открыла мир театра, жившего параллельно рядом со мной.

На экзамене перед комиссией я дерзко прочитала Вознесенского:

«В человеческом организме

Девяносто процентов воды,

Как, наверное, в Паганини

Девяносто процентов любви.

Даже если – как исключение –

Вас растаптывает толпа,

В человеческом назначении –

Девяносто процентов добра».

Через стихи я смогла выразить то, что в силу робости характера не смогла бы сказать иначе: эти 90 процентов себя, которые рвутся наружу. Эти стихи сказали моему педагогу все – и меня больше не вызывали играть этюды. Я решила, что пролетела, но меня приняли!

Дальше вела какая-то судьба, звезда. Выпускница с дипломом режиссера поехала работать в Березняки. В Березняковском драмтеатре отработала три года как актриса, и для меня это была первая встреча с театральной системой. Розовые очки слетают быстро, и ты видишь жизнь во всей красе.

Но там я застала семейную пару, работавшую еще в театре Таирова. Эти старички формировали ту сильную режиссерскую традицию, которой поныне славится Пермский край.

– Что давали сыграть молодой актрисе?

– Сначала были «вводы» и сказочки, поездки в глубинку, в район. Первая роль, в которой зазвучали мои собственные ноты и струны, – пьеса Дударева «Свалка».

Свой первый приз я получила на «Пермской театральной весне» в мелодраматической пьесе «Модели сезона». Мы возили спектакль по солдатским базам, играли у заключенных. Однажды нас привезли выступать в колонию строгого режима, где даже сцена отделена решеткой от заключенных. И на тебя смотрят глаза людей, осужденных на 15-20 лет, у некоторых из них на робах кружочки мишеней, а мы на сцене играем «Модели сезона» с оголенными коленками – серьезное испытание.

Березняки показали, что «это не профессия». Там мне стало мало творчества. И когда решила что-то менять, страна тоже решила что-то менять. Я попала в великий разлом 90-х. В провинциальном театре актеры жили плохо. Мы обитали в гостинице без прописки, с маленькими зарплатами…

Этот катаклизм придавил – приезжаешь в театр, а тебе говорят: «Извините, вакансий нет, сокращаем своих актеров, не до культуры». Попыталась работать в Харькове, но надо было определяться с гражданством, а я не хотела брать только украинское. Все стало хиреть, я поняла, что из профессии надо уходить. И вдруг в Новгороде увидела мятущуюся душу Надежды Алексеевой, которая героическими усилиями в мире, где театры не нужны, пыталась создать новый театр. Меня так это потрясло! Ее азарт, творческий свет, импульс, которым она светилась, давали силу. И я поняла, что могу здесь помочь.

– Получается, что вы работаете в «Малом» практически с его основания?

– Да, почти двадцать лет. И все эти годы меня даже больше радовали не мои открытия и роли, а то, как творили коллеги, как раскрывалась режиссер Надежда Алексеева. С ней интересно идти неведомыми тропами и звериными путями – ее поиски и ее спектакли завораживают.

– Все ваши сценические героини – очень сильные женщины. Хрупкая Гермиона в «Зимней сказке» Шекспира оказывается самым стойким персонажем, Пасифая в «Легенде о Минотавре», леди Макбет… Что надо черпать из себя при создании таких образов – силу или энергию?

– Не скажу, что в жизни я – героиня. В жизни герои не нужны, они приводят к ситуациям, которых нормальные люди избегают. Но, видимо, есть генетический заряд, в душе говоришь себе: решу эту проблему, не буду обходить углы. В тебе, простом человеке, открывается героическая сторона, она мучительно прорывается и в нужный момент убеждает – надо драться! Нет абсолютных героев, в пьесах их тоже нет – это путь превращения в героя, рождения в него.

– Как работалось в сложном жанре практически оперы – в японском спектакле «97 с половиной шагов по дороге, которая летит над спиной спящего в океане дракона»? Спектакль успешно побывал на международных фестивалях в Петербурге, Ростове-на-Дону, Финляндии, Болгарии, получил прекрасные отзывы в прессе…

– Как можно заучить самое длинное имя на свете? Когда я увидела сотню маленьких словечек, составляющих одно японское имя, сказала себе, что это надо выучить. И я зашла в Интернет, на сайт изучающих японский язык и учила мелодику построения и произношения звуков.

Появилась музыка, не набор звуков, а «анюдо-канюдо» со своей мелодикой, образами. Это не японский язык, я дилетант в этом, но надо погрузиться, освоить мелодику речи, прикоснуться к нации через культуру. У тебя рождается образ и картины другой культуры. Я ужасно боялась этого кимоно и хождения в нем – мне легче было бы сыграть северную финскую героиню. Но режиссер Надежда Алексеева давала ссылки в Интернете, где можно было посмотреть японский театр, спектакли, обычаи. Для того, чтобы прийти и делать на площадке, надо уметь набирать что-то перед репетицией – и режиссер, и актер приносят на площадку вдохновение.

– Есть спектакли ваших коллег, которые вы смотрите с удовольствием?

– Я очень люблю спектакль «СПАМ».

– Очень неожиданно.

– Когда говорю «люблю», то не могу сформулировать за что – боюсь потерять часть любви. В «Спаме» я не могу разделить актерские работы – меня привлекает целиком история человеческой жизни, одиночества в сети. Мы обречены быть одинокими, но когда ты обречен и должен отдавать куда-то свою энергию, свою любовь, а она воплощается в кусок железа и микросхем… Я и сама замечаю, что сейчас высок информационный уровень поглощения, мне больше хочется узнавать через Интернет, эгоистически пожирать новую информацию. Но узнав новое, это хочется передать – а кому? Мне кажется, самое страшное одиночество испытывают подростки и старики. Когда подросток – ты должен себя реализовать, а сейчас компьютерный мир дублирует реальность. И старики, которые оказываются не нужны в мире, где интереснее компьютеры.

– Чем актер заполняет свободное время?

– У актера нет свободного времени. Но я очень люблю реставрировать старые фотографии конца XIX – начала XX века. Ты понимаешь, что лица не изменились – изменилась мода, но на всех фото такие удивительные глаза. Ты видишь казаков в папахах, военных, барышень – у меня скопился большой объем таких фотографий… Я смотрю на фотографию крестьянской семьи Новгородской губернии – их 12 человек, дети все позируют с книгами (не с игрушками), собаки охотничьей породы, женщина в наилучшем платье, граммофон рядом. Это, конечно, зажиточные крестьяне, но я расспрашиваю — и мне рассказывают, что эти дети продолжили потом учиться в Петербурге…

– Что вы сейчас читаете?

– Я всегда читаю несколько книг одновременно. Сейчас рядом со мной проза Марины Цветаевой, открываю ее для себя как прозаика, ее почти белый стих…



Читайте также


Оставить комментарий

Ваш комментарий отправлен на модерацию.
Комментарий станет доступен после его одобрения.
Ваш комментарий будет доступен после проверки модератором. Редакция оставляет за собой право на публикацию комментариев.