Годы 1640 – 1646. Город-призрак в «заболоченной» стране

При отсутствии заметных событий в жизни Новгорода в 1640-е годы, вспомним о важнейших явлениях этого времени в Европе. Ведь именно они определили дальнейший ход развития человечества и роль Новгорода в новой и новейшей истории России.

В 1648 году закончилась затяжная Тридцатилетняя война, в которую были втянуты практически все страны европейского континента, включая и Россию. Эту войну называют прообразом будущих мировых войн XX столетия, поскольку в одной только Германии она унесла жизни 5 миллионов человек. После Тридцатилетней войны гегемония перешла к Франции. Испания вошла в полосу упадка, а Швеция стала великой державой, прибрав к рукам земли Великого Новгорода. Именно с Вестфальского мира 1648 года принято вести отсчёт современной эпохи в международных отношениях.

В это же время за проливом Ла-Манш громыхала Английская революция, которая пробудила к жизни активную дискуссию между сторонниками неоримской теории республики и либеральной идеи. Предметом их спора было понятие «свободы» как неотъемлемой основы перехода от монархической формы правления к парламентаризму. В результате яростных споров победили принципы буржуазного либерализма, на которых до сих пор зиждется не только идеология англо-саксонского мира, но и политическая жизнь большинства развитых стран.

Как ни странно, но отголоски этой дискуссии очень наглядно проступают в описании истории Новгорода иностранными путешественниками в XVII-XVIII вв. А уже в XIX веке рассуждения на тему Новгородской республики и вольности её граждан заполнят страницы исторических книг и публицистики в России.

ПИРОГ СВОБОДЫ

Рассуждавшие о принципах устройства «свободного государства» английские мыслители середины XVII века время от времени прибегали к максимально наглядным аргументам. Апеллируя к древним сообществам римлян и греков, которые, по их мнению, были «действительно свободны», Маркамонт Нидэм и Джеймс Харрингтон утверждали, что «единственный способ предотвратить произвол –принимать все законы и указы только с согласия народа». Пытаясь доказать, что секрет свободного правительства известен даже ребёнку, Харрингтон приводит убедительный пример с двумя девочками, делящими пирог. Чтобы каждой из них досталась справедливая доля, одна говорит другой: «Режь, а я буду выбирать, или позволь разрезать мне, а ты выберешь».
Какое отношение всё это имеет к Новгороду? – спросите вы. Самое прямое. Пытаясь выработать на переломе эпохи справедливые и жизнеспособные формы управления народом, английские философы рассматривали лишь две известных к тому времени формы правления: республику и монархию. Среди известных им республик был и Новгород, о котором ещё в первой половине XVI века посланник императора Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн написал: «Князей, которые должны были управлять их республикой (Res publica), они поставляли по своему усмотрению и желанию и умножали свою державу».
Один из участников британской дискуссии Джон Мильтон даже написал небольшое сочинение «Краткая история Московии» (1682 г.), в котором говорит: «Новгород – самый значительный по торговле город во всём государстве и по обширности не менее Москвы».
В чём же виделось англичанам, отрубившим в 1649 году своему королю голову, преимущество республиканской, или, говоря по-новгородски, вечевой, формы правления? Джон Мильтон писал: «Республика определяется в целом как общество, которое самодостаточно и которое во всём располагает к благоденствию и удобству. Но если оно получает всё необходимое только как дар и милость одного-единственного лица, на основе его личного расчёта или совести, оно не может считаться самодостаточным, а значит, не является свободным и не является республикой».
Новгород, утративший благодаря московским царям все признаки 300-летней республиканской истории, продолжал оставаться в сознании европейцев русским городом-призраком, в котором когда-то было на деле реализовано свободное участие граждан в самоуправлении. Знаменитый принцип выбора князей «на всей воле новгородской» был очень близок к формам конституционной монархии, которая стала идеалом Европы уже в XVII веке.
Один из первых российских вольнодумцев А.Н. Радищев, проезжая через Новгород в 1760-х годах и рассуждая о падении вечевого строя, записал в своём «Путешествии»: «Если, например, двое, чувствуя голод, восхотят насытиться одним куском, – кто из двух большее к приобретению имеет право? Ответ: тот, кто кусок возьмёт. Вопрос: кто же возьмёт кусок? Ответ: кто сильнее. – Неужели сие есть право естественное, неужели се основание права народного!»
Как далеко это рассуждение о праве сильного на кусок хлеба от истории с девочками, делящими по справедливости английский пирог! Остаётся добавить, что со времён Радищева «призрак новгородской свободы», маячащий на фоне западных идей либерализма, стал путеводной звездой демократической мысли в России.

ТИШАЙШИЙ АЛЕКСЕЙ

В 1645 году скончался царь Михаил Фёдорович, первый правитель России из династии Романовых. Его наследником стал 16-летний Алексей Михайлович, вступивший на престол 14 июля того же года. Впервые за прошедшее столетие власти не стали собирать для утверждения нового царя Земский Собор, что сигнализировало об утверждении в стране абсолютной монархии и полном пренебрежении мнением народа. Поэтому по городам и сёлам России толковали, что царь «подменный», а настоящие наследники скрываются за рубежом.
До пяти лет царевича воспитывали царские «мамы», а дальше им занялся боярин Б.И. Морозов. Именно он обучил будущего царя грамоте: сначала по букварю, а затем по Часовнику и Псалтыри. К 12-ти годам у Алексея уже была своя маленькая библиотека, причём часть книг имела заграничное происхождение. Среди «детской потехи» будущего царя упоминаются и конь, и детские латы «немецкого дела», а также музыкальные инструменты и даже игральные карты.
Вступая на престол, Алексей Михайлович был круглым сиротой, но зато под надёжной опекой «дядьки» Б.И. Морозова. Достигнув совершеннолетия, царь получил возможность выбрать себе жену из 200 невест, привезённых на смотрины. Но первый выбор оказался неудачным: девица Всеволожская оказалась больна «падучей» болезнью, и её выслали «на лечение» в Сибирь. Более удачным оказался брак Алексея Михайловича с дочерью боярина Ильи Милославского. Причём Б.И. Морозов тут же женился на её родной сестре, ещё больше приблизившись к царю.
Из заметок иностранцев Мейерберга, Коллинза и Рейтенфельса, наблюдавших жизнь царского двора в XVII веке, мы узнаём, что новый царь обладал мягким и добродушным характером. Воспитание в духовной атмосфере, среди религиозных книг, развило в Алексее Михайловиче религиозность. По наблюдениям историков, «царь стоял на перекрестке между двумя направлениями, старорусским и западническим, примирял их в своем мировоззрении, но не предавался ни тому, ни другому». Сбежавший в Швецию дьяк Посольского приказа Григорий Котошихин написал о царе Алексее, что он был «гораздо тихим». В России наступало «болотное» затишье, в котором даже Новгород уже не «пузырился».
Новгородскими делами при Алексее Тишайшем ведал Приказ, называвшийся «Новгородцкая Четверть». В его ведении находились «Великий Новгород (так! – С.А.), Псков, Нижней Новгород, Архангелской город, Вологда, и иные Поморские и пограничные городы с Свейскою границею». Со всех перечисленных городов собирались доходы казны в приличном размере 100 тысяч рублей. Зато расходы описаны весьма вольготно «на жалованье бояром, и ближним людем, и иным чином по их окладом, также и в иные роздачи куды прилучится».

«РОЗБИЛО ГЛАВУ И ШЕЮ ПРОБИЛО»

1641 г. – «Июня в 30 день во 12 час дни в Великом Новеграде у Вуспения Богородицы на Козьи Бородки от грому и молнии стрелкою громовою розбило главу и шею церковную пробило, и в церкве святей святых икон много опалило, и оклады иконные посодрало и перепортило, и иде за правым крылосом и столпом в помост церковный, и четверть столпа церковнаго разбило». (Новгородский хронограф XVII в.)
1645 г. – «Того же лета приходиша послы Свейские земли (Швеции – С.А.) к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии самодержцу и с великими своими дары. И бысть тем послом в Великом Новеграде и на Москве стреча велия … и честь ему бысть дорогою и на Москве велия, свыше прежнего, и кормы всячески». (Там же)