Благословение царя Соломона

Одни долгими годами ищут свой путь в жизни. Других призвание находит само еще в ранней юности. Так случилось с новгородским художником-реставратором Татьяной Анатольевной Ромашкевич. Призвание вошло в ее судьбу яркой вспышкой. А чтобы не оставалось сомнений, посылало мудрых и знающих людей, которые вели по жизни, учили, направляли… 

Смелый шаг

Хотя, если вдуматься, зерно упало в подготовленную почву. Их семье повезло – отца-офицера переводили из гарнизона в гарнизон, и места службы были одно лучше другого. Из ранних воспоминаний детства Татьяны Анатольевны – походы в Московский исторический музей, прогулки в Александровском саду, поездки в Эрмитаж и Русский музей, Царское Село и его дивный парк, где исследован каждый уголок…

Потом перебрались в Новгород, где 10-классница Татьяна занималась в художественной студии. Там и познакомилась с первым из своих «проводников» – музейным реставратором Василием Макаровичем Чехонадским. «Хочешь посмотреть барабан Софийского собора изнутри?» – предложил он однажды. Увидеть древнюю живопись – да это же мечта! В ясный майский денек они встретились перед закрытой на реставрацию Софией, прошли внутрь, стали взбираться наверх… Тут-то и произошла судьбоносная вспышка – перед девушкой во весь рост начал подниматься, вырастать величественный и загадочный образ царя Соломона. Впечатление было настолько глубоким и полным, что это ощущение, как благословение, Татьяна Анатольевна пронесла через жизнь.

День прошел в общении с московскими реставраторами, обнаружилось много общего. «Спускаясь с лесов, я уже точно знала, кем буду, – вспоминает Татьяна Анатольевна. – Я видела, все реставраторы мужчины, понимала – придется нелегко, ведь необходимо самой таскать ведра с водой, раствором штукатурки. Но верила – справлюсь. А с московскими реставраторами тогда сложилась дружба на всю жизнь».

В те дни она совершила удивительный по зрелости поступок: тайком от родителей перевелась в вечернюю школу и поступила на работу в реставрационную мастерскую. Живописной реставрации в Новгороде еще не было, и девушку взяли на архитектурный обмер. А дома ждал жуткий скандал…

Первые учителя

Реставрационные мастерские располагались в кремле, в здании, где сейчас дирекция музея. Две смежные комнатки, в одной друг напротив друга столы мэтров – Григория Штендера и Леонида Красноречьева, а в торце посадили юную Татьяну – набираться опыта. «Это время я вспоминаю как одно из самых счастливых в моей жизни!» – тепло улыбается она. Над девушкой сразу приняла шефство Любовь Митрофановна Шуляк, обучала с азов. Затем Григорий Штендер взял способную девчушку на раскопки синтрона в алтарной части Софийского собора. Первые раскопки – как ей все было интересно!

А судьба передышки не давала, ведь работы реставратору в Новгороде непочатый край. Вместе с Александром и Валентиной Грековыми участвовала в самых начальных этапах раскопок храма Спаса на Ковалеве – вела подборку фресок. В 1965 году создали группу специалистов для реставрации живописи в Знаменском соборе, и, конечно, в нее вошла Татьяна Анатольевна. Параллельно училась в Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина, прошла стажировку по иконописи в институте реставрации.

Выйдя замуж за реставратора Валерия Федоровича Ромашкевича, которого также считает одним из своих учителей, Татьяна Анатольевна переехала к мужу в Москву, устроилась в реставрационную мастерскую.  Работала на восстановлении древних росписей в Ярославле, Смоленске, Твери, Боровске. В Московском Кремле реставрировала росписи Успенского и Благовещенского соборов.

«Во веки аминь»

Но каждое лето Татьяна Ромашкевич обязательно приезжала в Новгород, восстанавливая росписи буквально всех древнейших новгородских храмов, которые постоянно находились в аварийном состоянии:  укрепляла древнюю живопись Никольского собора, работала в храме Благовещения в Аркажах, раскрывала росписи храма Спаса Преображения на Ильине, проводила полный цикл реставрационных работ в храмах Федора Стратилата и Сергия Радонежского… «Я не работала только в Георгиевском соборе», – скромно уточняет она.

 Тогда же вошла в ее жизнь чудесная, многострадальная Нередица. С 1974 года ежегодно Татьяна Анатольевна встречалась с церковью-красавицей, которая все время находилась в состоянии противоаварийных работ. И их имена неразрывно связаны: Нередица – Ромашкевич. Только с 1985 года началась комплексная реставрация, и сегодня храм Спаса Преображения на Нередице меньше других древних святынь вызывает опасения у специалистов.

Рассказ, как спасали бесценные фрески Нередицы, мало кого не трогает до глубины души. Когда приступили к изучению фрагментов росписей, оказалось, что из 70 корзин осколков, выбранных вручную Любовью Шуляк при разборе завалов храма, не сохранилось и половины – посетители разобрали на сувениры… «Их трудно винить, – поясняет Татьяна Анатольевна, – ведь тогда никому не приходило в голову, что пройдут годы, будут разработаны технологии, и фрески, разлетевшиеся на кусочки, можно будет вернуть на стены. Тогда это был мусор, который все равно выбросят. Так почему не взять кусочек истории на память?».

В ходе работ нашли фрагменты еще 125 квадратных метров живописи. Идентифицировать кусочки фресок с ходу было невозможно, но сразу бросился в глаза крестик – от этой росписи на стене остались слова «Во веки аминь». Он и занял первым место на стене, проложив дорожку остальным. Опустив долгую и сложную историю восстановления (да что там – настоящей борьбы за выживание!) оставшейся части росписи, скажем: ктиторская фреска уже заняла свое место, к следующему лету планируется вернуть на стены храма «Богоявление»…

Территория открытий

Придя в мастерскую, где работает Татьяна Ромашкевич и ее коллектив, я тихо ахнула. Длинные ряды высоких шкафов, заполненные фрагментами фресок Нередицы, Софийского собора, церкви Благовещения на Городище, которые еще с послевоенных лет терпеливо ждут своего часа. После раскопок этого сезона к ним добавились фрески церкви Входа Господня в Иерусалим. И это особенно непостижимо: от росписей Нередицы осталось множество художественных копий, фотографий, а кто видел фрески Входа в Иерусалим? Как узнать, что на них было изображено?

– Глаз опытного художника-реставратора увидит все, что нужно. А руки сами начнут собирать, частичку к частичке. Радость узнавания, когда несколько фрагментов вдруг сошлись в рисунок, непередаваема. У нас нет ни капельки рутины, зато открытия – каждый день!

 Так что работа у Татьяны Ромашкевич была, есть и всегда будет.

Мысли вслух

– Новгородскую школу реставрации мы потеряли. Ушли Шуляк, Штендер, Красноречьев – люди, которые своим огромным авторитетом могли защитить, отстоять. Ведь удалось же сохранить мастерские во Пскове, Твери, Петербурге. А в Новгороде умудрились растерять… 

– Плохо, что архитекторы-реставраторы не имеют влияния на проекты застройки Новгорода – люди, знающие древнюю архитектуру, помогли бы сохранить ансамбль города, чтобы новые постройки не были столь агрессивны, не выступали, как стальные зубы изо рта. Архитектор должен быть предельно осторожен, тактичен, вежлив с городом. Ведь Торговая сторона после войны неплохо сохранилась, из нее можно было сделать просто игрушку, сохранить аромат XVIII – XIX веков. По такому пути пошли в Вологде – современные здания вписываются в старую застройку с помощью аналогичных элементов декора. По городу приятно пройтись! А подлинное лицо нашего города потихоньку исчезает, остается лишь крикливая косметика… 

– Ко мне обратились потомки Михаила Михайловича Сперанского, сообщили, что на территории Сперанской Мызы, расположенной недалеко от Савино, появилась разметка на участки. По слухам, место не то продают, не то отдают известному бизнесмену. А ведь это культурно-исторический памятник регионального значения! Место совершенно не исследовано ни археологически, ни архивно. Считается, усадьба принадлежала Миниху, в годы революции – княгине Урусовой. Место, безусловно, ценное для историков: здесь, поссорившись с Александром I, жил в изгнании Михаил Сперанский – реформатор, основатель российской юрис-пруденции. Все делается потихоньку, без обсуждений… Ну разве так можно?!

– В Новгороде нет ни одного памятника с монументальной живописью, за который моя душа была бы спокойна. Церкви Федора Стратилата, Рождества на Красном Поле, Спаса Преображения на Ильине – идут трещины, памятники просто рвет. Башня Рождественского собора в Антоново – леса стоят 20 лет, древняя обмазка на заклейках, которые уже не держат. Церковь Николы на Липне – это просто ужас. Церковь Благовещения в Аркажах – несколько лет назад вскрыты древние полы, и все брошено, теперь тритоны бегают. Из-за скудного финансирования не только не проводится комплексных исследований, нет даже отчетов. А это гибель для памятника! Кто работал, чем работал… Все равно что умирающий пришел в больницу, а у него нет карты – кто его лечил, чем, каковы результаты обследований? Куда ни глянь – недоделано, недоисследовано. А любая недоделанность потом оборачивается большой бедой. Такого индифферентного отношения со стороны государства, как сейчас, не было никогда! На Нередице велись работы в годы Гражданской войны – государство находило возможность. Уже в 1944 году, едва освободив Новгород, начали восстанавливать памятники. 
Сейчас все пущено на самотек. Накопится критическая масса, мы все потеряем. И станем городом без лица. 

– Я думаю, этот непростой период скоро закончится. Подрастает молодежь, и она мне очень нравится. Есть умные ребята, относящиеся ко всему с большим интересом. Думаю, будущее за ними. А если им не дадут – сами возьмут: это их страна, им в ней жить.