Испытание бронзой

Скульпторы в чем-то счастливее художников. Картины художника можно видеть в галерее или музее. А работы скульптора… Вот они стоят на улице, или в парке, или на площади. Мимо проходят сотни людей, а автор может наблюдать реакцию зрителей хоть каждый день.

Интересно, что он при этом испытывает? Непременно спрошу. Тем более что скульптор, к которому мы направляемся, – Вадим Боровых, автор любимых горожанами городских скульптур – Медведя на набережной, Туристочки на парапете у пешеходного моста, Монтера, спасающего кошку… Возле них всегда люди…

За работу над бронзовыми барельефами на мини-стелах в мемориале «Город воинской славы» скульпторы Сергей Гаев и Вадим Боровых удостоены знака «За заслуги перед Великим Новгородом».

В мастерской Вадима все еще «дышит» этой темой. На стене – панно с барельефами, фрагменты скульптур, зарисовки…

– Вадим, ваши скульптуры как-то сразу «прижились» в городе, хотя новгородцы народ придирчивый, им сложно угодить. Тем более, вы не новгородец.

– Я родился в Перми, а в Новгороде живу с конца 1970-х. Отец – монтажник по химическому оборудованию, постоянно ездил по командировкам туда, где строились химические заводы. Мы с мамой за ним хвостиком. Последнее место его работы – «Акрон». Сейчас он на пенсии, увлекся пасечным делом, завел пчел, которых очень любит. И они его любят. Вот я вас медом угощу с отцовской пасеки…

– То есть, родители не художники…

– Нет. Хотя отец, несмотря на техническое образование, всегда очень творчески подходил к делу. Мне с детства запомнилась картинка: ночь, горит настольная лампа, отец за столом обводит тушью чертеж… И так он это красиво делал, художественно, можно сказать. Глядя на него, мне тоже хотелось попробовать.

– Но выбрали скульптуру?

{mosimage}– Всегда к ней тянуло. После окончания Ленинградского педагогического университета имени Герцена преподавал в Новгородском университете  художественную обработку материалов. Ну и  увлекся. Изучал резьбу по дереву, делал небольшие скульптуры, мелкую пластику. Но проблема дерева в том, что,  создавая скульптуру, ты делаешь ее в единичном экземпляре. А когда отдаешь, как будто от сердца отрываешь! С другими материалами есть возможность продублировать вещь, ведь остаются формы, можно отлить второй раз, чтобы оставить что-то и для себя, отправить на выставку. Меня очень интересовали технологии создания скульптуры, искал варианты и поэтому пришел сначала к пластику, а потом к металлу. Настоящее «знакомство» с ним произошло благодаря Сергею Михайловичу Гаеву, с которым мне посчастливилось работать. Металл, бронза – это настолько благородный материал. Он притягивает.

Но и с деревом не расстаюсь, всегда что-то делаю…

– Медведь на набережной — ваша первая городская скульптура?

– Нет. Сначала были медведи у «Диеза» на Большой Санкт-Петербургской и у кафе «Сказка». Они были из дерева. А медведь, который на набережной, – экспериментальный, из стеклопластика. Дерево, к сожалению, очень недолговечный материал. Пластик легче, более устойчив к атмосферным перепадам. Причем этот материал используется давно и очень широко, в том числе и российскими скульпторами. А я стеснялся.

– Почему?

{mosimage}– Есть традиционные для скульптора материалы – глина, гипс, в идеале – металл, промежуточный – дерево. Они ни у кого не вызывают  сомнений. А вот отношение к стеклопластику пренебрежительное, как к бутафории какой-то. Хотя сейчас его начали чаще применять, как более надежный.

– Ваши скульптуры очень человечные, даже медведи с кошками. Сами придумываете образ или прислушиваетесь к заказчику?

– Чаще всего заказчик не представляет, что он хочет… Большая удача, когда в рамках заказа есть возможность заниматься творчеством.  Мне обычно дают направление, в рамках которого можно что-то искать, выдумывать. Бывает, заказчик удивляется, говорит, не ожидал, что получится так интересно.

А по поводу человечности… Может быть, это минус? Художнику нужно обязательно работать с живой натурой. Когда я делал медведя, мне было сложно передавать выражение глаз.

– Неужели надо было посмотреть в глаза живого медведя?

– В идеале, да. Но возможности не было, поэтому смотрел в зеркало и лепил свои глаза. Мимика построена на таких нюансах, что если что-то чуть-чуть исказить, то вместо улыбающегося лица получим плачущее. Поэтому я стараюсь лепить с живой натуры, а если нет возможности, то работаю… со своим обликом. Стою перед зеркалом и рисую.

– Вадим, признайтесь, скульптуру девушки делали с жены?

– Это собирательный образ. Конечно, мне помогали и жена, и дочка…

– Как уживаются два художника в семье? Творческие личности, как правило, натуры сложные…

– Мне повезло. Очень. Я бы без нее не смог сделать столько, сколько сделал. Не скажу, что сделал уж очень много, но всю серьезную работу, вот такую, как барельефы, Людмила разделяет со мной, и 50% работы – это ее поддержка и советы.

– Что вы ощущаете, проходя мимо своих скульптур?

– Конечно, приятно, когда есть реакция зрителей. Обижаемся, если пренебрежительно относятся – кто-то бутылку на голову медведю поставит или окурок бросит… Первое время я садился на скамейку напротив медведя и смотрел, как люди подсаживались к нему, хотя вокруг было много пустых скамеек, занимались своими делами, читали, разговаривали по телефону. Художник Галина Кижапкина рассказывала, как однажды бабушка, забирая монетки у девушки из бронзовой туфельки, обняла ее и сказала на ушко: «Спасибо, доченька…»

– Какие скульптуры легче делать, людей или животных?

– И то, и другое трудно. Сейчас, например, мне тяжело дается заказ скульптуры кота. Там есть условие – портретное сходство.

– В смысле?

– Нужно сделать конкретного кота, которого уже нет в живых, остались только фотографии. Нужно очень постараться, чтобы кот был узнаваем.

– Барельефы к мини-стелам трудно давались? Целый пласт истории нужно уложить в одно изображение.

– Мне вообще тяжело дается любая работа. Говоря образно, это мучительные роды. Я все время недоволен и придираюсь к себе. Бывает, к  вечеру заканчиваю, а утром начинаю все переделывать. Здесь было то же самое. Сложно было из текстового материала вытащить визуальный образ. Но мне помогали. Был очень хороший рабочий коллектив, куда входили историки. Я постоянно к ним обращался за каким-то деталями, уточнениями, нюансами. Меня снабжали материалами из архивов, подбирали картинки… Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех, и особенно Илью Хохлова, научного сотрудника музея-заповедника, за неоценимую помощь.

Вообще, это счастье, что мы участвовали в этом проекте. За-хватывающе и интересно, хоть иногда пластом падал у барельефов… Был большой подготовительный период, собран огромный материал. Но – это кухня, которую никто не видит и не знает. А сколько было вариантов, проб, ошибок и находок…

– Вадим, вы умеете отдыхать? Есть ли увлечения?

– Они все здесь. Хотелось бы больше путешествовать. Хотя… Как-то поехали отдыхать на море. Через два дня мне стало скучно лежать на пляже. Пошел по окрестностям и нашел местного художника – резчика по дереву. Две недели ходил к нему в гости, смотрел, как работает. Он познакомил меня с ребятами, работавшими на лесопилке. А там кедры – экзотическое для нас дерево. Я собирал обрезки, упаковывал их в посылку и посылал к себе, в Новгород, чтобы, когда вернусь, было над чем работать…

«Просто здорово, скульпторы молодцы! Я видел мемориалы «Город воинской славы» в других городах и должен сказать, что наш мемориал и по замыслу, и по исполнению гораздо выше. Я прекрасно помню дебаты в 2009 году, когда только начиналась работа над проектом. Были предложения организовать конкурс среди скульпторов, возможно, даже международный.
И я ни минуты не жалею, что мы выбрали в качестве авторов барельефов именно наших скульпторов. Уверен, никакой другой художник не сделал бы лучше, чем новгородцы, – они здесь живут и чувствуют тончайшие нюансы».

Мэр Великого Новгорода
Юрий Бобрышев