Церковь Спаса на Ковалёве: боярский эксперимент

Храм стоит в некотором удалении от Новгорода, примерно в 5 км к востоку от города, за рекой Малый Волховец, напротив деревни Волотово, где также имеется древняя церковь. Таким образом, памятник является составной частью своеобразных «пропилеев», встречающих путников из Москвы. Церковь Спаса – объект федерального значения, однако не включен в Список культурного наследия ЮНЕСКО (о чем будет сказано ниже).
Эта сложная тема требует особого рассмотрения и, по возможности, не будет здесь затрагиваться. Мы сосредоточимся на исторических фактах и архитектурных особенностях памятника.

По свидетельству летописей, каменная церковь сооружена в 1345 г. неким Акинфом (или иначе – Онкифом, Онцифором) Жабиным, вероятно, богатым боярином. Некоторые исследователи (например, известный новгородский  искусствовед Л.А. Секретарь) считают возможным отождествить Онцифора Жабина с крупным военным и государственным деятелем Новгорода Онцифором Лукиничем, имя которого часто встречается в летописях и берестяных грамотах. Однако весомых аргументов для этого нет. Академик В.Л. Янин, к примеру, не прослеживает такой связи.
Одновременно или чуть ранее здесь был основан мужской монастырь. В 1380 г. храм расписан фресковой живописью по заказу Афанасия Степановича и его «подружи» Марии. Эти личности неизвестны ученым. Примерно в это же время к основному объему пристроен южный притвор, в котором при исследованиях обнаружен целый ряд погребений, в том числе и в каменных саркофагах – по-видимому, захоронений заказчиков строительства и росписи Ковалевского храма. Это предположение подтверждает наличие в стенах притвора пяти каменных вкладных крестов, появившихся здесь на фасадах едва ли не впервые и позднее ставших очень популярными в новгородском зодчестве. Один из крестов – редкой формы, с вырезанным распятием тонкой работы. Каждый крест соответствует, видимо, важному лицу, погребенному здесь.
Памятник построен в период поисков и экспериментов в новгородском зодчестве, поэтому он во многом не похож на другие храмы. Это средних размеров (11,5 х 11 м) кубический объем с позакомарным (горизонтальным волнистым) завершением, крупной главой, сильно выступающей апсидой. С трех сторон к зданию примыкают притворы, отличающиеся друг от друга размерами, формами и назначением. Самый маленький западный притвор служил входным тамбуром, что традиционно для Новгорода. Северный удлиненный двухэтажный притвор не сообщался с храмом и использовался для хозяйственных нужд (склад боярских товаров или монастырских припасов), а его верхний арочный проем – вероятно, как звонница. Южный, более поздний притвор, являлся усыпальницей, а потом приделом. В результате примыкания различных притворов получилась многофункциональная постройка – в одном комплексе сосредоточились и храм, и склад, и усыпальница.
Кровли были сделаны из свинцовых листов. Фасады расчленены лопатками только в верхней части, лишены окон и декора (за исключением карниза из зубцов и стрельчатой ниши на южной стене, позднее оказавшейся внутри притвора). На фасадах притворов отсутствуют даже лопатки.
Внутри храма четыре квадратных в сечении столба придвинуты к стенам, освобождая центральное пространство. В западной трети вверху размещены хоры и каморы в углах. Некоторые ученые полагают, что в каморах, возможно, находились приделы. Однако они настолько малы и полностью лишены освещения, что невозможно это представить. На верхний ярус ведет внутристенная лестница.
В архитектуре присутствует и западноевропейская тема, но довольно скромно, в небольших пропорциях. На южной стене храма над порталом можно видеть нишу со стрельчатым, «готическим» завершением. После строительства южного притвора ниша оказалась в интерьере. Вл.В. Седов, один из ведущих исследователей древнерусского зодчества, относит к готической традиции также устройство звонницы в северном притворе, но этот вопрос окончательно еще не решен: спорно само существование звонницы, к тому же не выяснено точно происхождение звонниц; может быть, они имелись и у более ранних русских храмов.
Особенностями интерьера являются наличие ниш-печур (тайников?) в стенах и столбах, полукоробовые (или иначе – «четвертные», в четверть окружности) своды в западных углах на хорах, не соответствующие позакомарному покрытию, и необычайно малое количество оконных проемов. Первоначально имелось восемь больших окон в барабане, маленькое оконце в жертвеннике и, может быть, одно или два окна в апсиде; к моменту росписи и строительства южного притвора были заложены четыре окна в барабане, а позднее – остальные окна барабана и одно окно апсиды. Затемненность интерьера обычно объясняют влиянием аскетических философско-богословских представлений и мистическим отношением к свету, распространившимися в монашеской среде. Особенно контрастно воспринимается тот факт, что предшествующий Ковалеву памятник – церковь Благовещения на Городище 1343 г. – наоборот, имела усиленное освещение и рекордное количество окон в апсиде (восемь больших проемов).
Образ памятника и некоторые его формы (позакомарное завершение, отсутствие декора) тяготеют к древности, к архаике; скорее всего, образцом для заказчика и мастеров послужили расположенные неподалеку церкви Спаса на Нередице 1198 г. и Благовещения на Городище.
 Остальные здания Ковалева монастыря (колокольня, кельи, ограда, хозяйственные строения) долгое время оставались деревянными. В XVI в. сооружена каменная трапезная с церковью Николая Чудотворца. Монастырь, как и большинство небольших пригородных обителей, был упразднен в 1764 г.; главный храм обращен в приходский, а остальные постройки постепенно разобраны.
Церковь Спаса не подвергалась крупным перестройкам, лишь кровли ее объемов переделаны в XIX в. В 1941 г. храм оказался на линии фронта и был превращен вражеской артиллерией в руины. Сохранялось примерно 30% кладки. Казалось, памятник погиб безвозвратно, через несколько лет он представлял собой холм строительного мусора, заросший кустами. В 1962 г. начались работы по расчистке завалов с целью определить состояние архитектурных конструкций и фресок. Было решено собрать все обломки штукатурки с живописью и попытаться их соединить. Этой работой занялись художники-реставраторы А.П. и В.Б. Грековы.
Одновременно началось натурное исследование руин под руководством архитектора Л.Е. Красноречьева. Когда появились обнадеживающие результаты в подборе фресок, было принято решение воссоздать храм и демонстрировать собранные композиции в интерьере, на своих местах. Сначала руины были законсервированы, т.е. расчищены от завалов снаружи и покрыты обычной четырехскатной кровлей. Через несколько лет был подготовлен проект реставрации на первоначальную дату, согласован в Москве и осуществлен в 1970-1973 гг. На фасадах оставлена извилистая борозда, показывающая границу подлинной кладки. Несмотря на тщательно проведенные научные исследования, нужно иметь в виду, что для воссоздания верхних частей памятника данных было недостаточно и существующий облик здания является в какой-то мере версией, гипотезой.
Можно ли считать в настоящее время храм новоделом? Вероятно, можно. Вот как характеризует эту работу Красноречьева Вл.В. Седов, доктор искусствоведения, член-корреспондент Академии наук: «Это строительство не было в полной мере реставрацией, поскольку данных для убедительного воссоздания явно не хватало. Архитектор-реставратор пошел по необычному пути: он воссоздал не известный по довоенным фотографиям облик храма, а его вероятную реконструкцию. Таким образом возникла существующая ныне церковь, в нижней части являющаяся памятником архитектуры и доступная для изучения, а в верхней – воплощенной в камне гипотезой». Считают данную реставрацию спорной и другие специалисты. Крупнейший новгородский ученый и реставратор Г.М. Штендер, коллега Красноречьева, замечает, что «как ни парадоксально, негативную роль в этой работе, по-видимому, сыграл значительный опыт автора проекта, его знания архитектурных форм и вера в интуицию». Вероятно, именно по причине сомнительной подлинности памятник не включен в Список всемирного культурного наследия.
Ныне реставрация Красноречьева уже сама стала историей. Никто не ставит вопрос об исправлении «ошибок» и переделке. Просто надо не забывать об этом казусе и правильно ориентировать экскурсантов и туристов.
После реставрации храм был открыт для посещений, сначала только в теплое время, теперь – круглогодично. Правда, интерьер его не приведен в экспозиционный вид: разрушается кладка, видны следы протечек. Много проблем было связано с возникшей «народной» традицией заезжать сюда во время свадебной церемонии. Как правило, распивали водку или шампанское, разбивали бутылки о стену или забрасывали их на крышу, оставляли мусор. Иногда выстраивалась длинная очередь из автобусов и машин. Храмом при этом не интересовались, внутрь обычно не заходили. В настоящее время эта «церемония», демонстрирующая не столько народную традицию, сколько корявость и бескультурие, кажется, теряет популярность.
Итак, характерные особенности нашего памятника выражаются, во-первых, в его подчеркнутой архаике. Во-вторых, в его лаконичном, можно сказать, суровом, аскетичном решении фасадов, почти лишенных декора; впрочем, это как раз признак архаики (домонгольской архитектуры). В-третьих, в оригинальном композиционном решении с тремя различными по размерам, форме и назначении примыкающими притворами. Очевидно, это требование заказчика, богатого боярина Онцифора, который хотел рационально совместить в своей постройке различные функции. В-четвертых, в необычной и не повторяющейся в Новгороде затемненности интерьера. Все эти особенности можно выразить одним определением – новгородский архитектурный эксперимент, в результате которого возник боярско-монастырский церковно-хозяйственный  комплекс.
И в заключение несколько обнадеживающих фактов. Совсем недавно  был проведен интересный эксперимент: художник-реставратор В.Г. Штендер (сын известного ученого Г.М. Штендера) смонтировал на стену собранную из фрагментов под руководством Т.И. Анисимовой композицию «Святой Евтихий». Хочется считать это началом возвращения почти уничтоженной древней живописи на стены родного храма. В ближайшее время предполагается повторная реставрация памятника. Необходимость этой работы назрела уже давно. Если это случится, откроется новая страница в истории пригородного боярского храма. 

Владимир ЯДРЫШНИКОВ,

старший научный сотрудник Новгородского музея-заповедника,
историк архитектуры